Юлия Серебрянник
Пришла осень и опять международные СМИ пишут о вспышке вирусного гепатита в Туркменистане. Вопрос о том что такое гепатит, как с ним бороться, а также какие существуют методы профилактики этого заболевания, должен решаться на государственным уровне. Власти обязаны решить проблему, которая есть в стране, по очищению воды. Даже в хлорированной воде есть этот вирус.
Этот вопрос до сих пор никто не решил и по всей видимости решать не собирается. Ведь с каждым годом число переболевших только увеличивается. Я, как человек столкнувшийся с этим грозным и смертельным заболеванием, расскажу к чему оно может привести и что делать чтобы такого не происходило, или хотя бы снизить риски этого смертоносного заболевания.
Наша семья потеряла самого родного и близкого человека – нашу маму. 18 ноября 2002 года мы приехали с конюшни, наша мама выйдя к нам на встречу сказала, что она пила на работе гранатовый сок и видимо он был не свежий, что она не очень хорошо себя чувствует и пойдет ляжет. Через час у нее отрылась рвота. Вызвав скорую помощь, мы всё подробно рассказали приехавшим врачам. Они сделали обезболивающие уколы и посоветовали пойти в клинику. На следующий день мы поехали к одному из самых знаменитых врачей, к хирургу Акмураду Абдуллаеву. Он посмотрел и расписал лечение, сказал что и как делать. Купив все лекарства мы приехали домой и стали делать все процедуры написанные врачем. После введения инъекции Викасола, примерно минут через 5, у мамы открылось кровотечение и началась рвота кровью. Я закончила медицинский институт, но такого я никогда не видела. Схватив маму, в буквальном смысле этого слова, мы поехали в Красный Крест к врачу расписавшему лечение — Акмураду. Подбежав к нему, я стала говорить, что как только мы сделали Викасол ,у мамы сразу открылось кровотечение. Он даже не повернулся ко мне, продолжая идти с таким видом, что можно было подумать, что все это он сделал специально. Идя за ним и останавливая его, я стала говорить, что как же он может так себя вести, назначив мне это лечение, после которого маме стало еще хуже. Он увеличил шаг и быстро зашел в отделение. Как я уже писала, дело было это в 2002 году. Гельды был уже в тюрьме и я конечно понимала, что его поведение было вызывающим и демонстративным потому, что он не боялся последствий. Я не могла сдержать себя, возмущаясь его циничным поведением. Не возможно было объяснить и понять, как может врач так вести себя? Ведь помимо каких то человеческих отношений он знал нашу семью, работал с нашим отцом. Я напомнила ему, что он сам состоялся благодаря моему папе, ведь это мой отец спас его, когда его хотели выгнать, он всегда поддерживал его и шел с ним на все операции, в любое время суток. Говорила что он прекрасно знает маму и она умирает, а он вот так уходит. Да вообще, даже если бы нас и не знал, мы люди, а он врач и бросил больного, даже не подойдя и не посмотрев на него. Обида переполняла меня и я сказала, что если она умрет, то ему это просто так с рук не сойдет, что даже если мы сейчас для него ничего не значим, справедливость восторжествует. Я побежала в ординаторскую, там сидели врачи. Забежав к ним, я сразу все объяснила и спустив носилки они занесли маму в отделение. Сразу сделали гастроскопию и сказали, что это пищеводное кровотечение. Посмотрев на УЗИ они сказали, что в брюшной полости все чисто. Ее положили в палату и поставили капельницу. Мы с сестрой были рядом, но через час кровотечение открылось опять, причем количество чистой крови было в половину таза. Кошмар и ужас охватывал нас. Было уже около 2 часов ночи, выйдя к врачам в коридор, мы стали говорить с врачами убеждая их в том, что эти капельницы ничего не дают, ведь там столько крови. Врачи сказали, что кровь надо достать, а в больнице крови нет. Мы с Леной поехали на станцию переливания крови, постучали в окно и объяснили, что нам нужна кровь первой группы, резус отрицательный. Нам нашли кровь. Заплатив за каждые пол литра крови 50 долл, мы забрали все что у них было. А было немного – всего 1.5 литра. Но врачи сказали, что рвота была опять и что этой крови мало. Передать все ощущения, объявший нас страх и допустить мысль, что мама умрет, было невозможно. Но картина была перед глазами – с нее выходило столько крови, что видеть это было страшно. Мы тазами выносили чистую алую кровь. Разговаривали с врачами, но они просто смотрели на нас как на ненормальных, говоря: «Вы, что не понимаете, что Ваша мама умирает?». Я сразу стала спрашивать: «Как это, неужели нет ничего, чтобы могло спасти ее ?» Они только пожимали плечами. Нам давали понять, что мы должны согласиться с неизбежностью. Они стали говорить, что у мамы цирроз и что ничего сделать уже нельзя.
Вновь подойдя к врачам, мы опять стали говорить, что это ничего не дает и ей хуже и что делать? Они сказали, что есть такой зонд Блэкмара, но у них его нет, и где он есть они не знают. Если сможете – найдите его. Лена сразу поехала искать его по больницам потому что в аптеках его не было. Приехав в больницу Семашко, в отделение реанимации, она позвала врача и к ней вышел ее одногруппник Саша Наумов. Лена сказала, что ей нужен зонд Блэкмара и она не знает где его найти. Он вынес ей этот зонд. Когда мы его привезли, по лицам врачей мы поняли, что с этим зондом они не очень знакомы. Врачи взяли книгу и поставили маме зонд, согласно инструкции написанной в учебнике. Только благодаря этому зонду кровотечение было остановлено. Мы выписались из больницы. Однако в марте кровотечение открылось опять и мы опять приехали в это отделение. Сразу поставив зонд Блэкмара, к ней подошел один молодой врач, сын главного врача и сказал, что он будет ее лечащим врачом. Но и он, так же назначил ей Викасол внутривенно, несмотря на то что до этого мы предупреждали, что у мамы была такая реакция на этот препарат.
После введения этого препарата у мамы был анафилактический шок. Еще одним лечащим врачом был Овезов Сердар, который потом при Бердымухамедове стал министром здравоохранения. Этот молодой врач тут же сослался на Сердара и что это он назначил Викасол. Сердар Овезович был моим преподавателем, когда я училась в мединституте. Я подошла к нему и задала вопрос о причине побудившей его назначить Викасол, несмотря на то, что у нее уже была реакция на этот препарат? Он бессовестно пробубнил, что посчитал этот факт редким совпадением. В этом же отделении на тот момент оказался один очень близкий нашему отцу врач Аннаев Ата Аннаевич, он тогда консультировал это отделение. Узнав, что мама лежит в отделении, он сразу пришел к нам и сказал: «Бери мать и уезжай скорее в Москву. Я не знаю какие именно есть методы по этой проблеме, но знаю точно что они есть» Его слова вселили в меня такую надежду, что просто не передать словами. У него у самого никого не было в Москве, к кому можно было обратиться по этой проблеме. По его словам он сталкивался с этим не раз, проблема такая существовала и есть, все кого он видел умирали и мы конечно не первые. Он сразу объяснил, что решать надо сейчас, а иначе будет поздно. –«Поезжай и ты найдешь кого нужно, чем дольше будете тут, тем меньше шансов на то, что мама останется живая. Ты сама видишь долго она не продержится»- сказал он. Вернувшись в палату, я сообщила маме и Лене, что нужно ехать в Москву и что тут мы ничего не сделаем и что это не лечение. Мама не хотела, сразу стала плакать и говорить, что не нужно, что пройдет и так. Как оставить Гельды, дом. детей и еще конюшню. Лена сказала, что нечего и думать, раз надо ехать, значит надо ехать. Решили что с мамой поеду я. Приехав в Москву, я сразу позвонила Радзинскому В.Е и все рассказала. Он пообещал, что будет искать клинику, куда можно будет обратиться, но проблема было в том, что его в тот момент не было в Москве. Я стала выспрашивать о том, кто занимается этой проблемой. « Может быть в институте Вишневского, от 1-го медицинского института, там найдешь кого-нибудь» — сказал Виктор Евсеевич. На следующий день мы с мамой поехали в институт Вишневского, где администраторы соединили меня с академиком Готье С.В. Сказав,что я сама врач из Туркмении и что у моей мамы было кровотечение, я попросила принять нас. Он сразу принял.
Когда мы поднялись наверх, на табличке было написано что это отделение трансплантации органов. Мама стала спрашивать зачем мы идем в такое отделение, неужели она так больна, что нужна трансплантация печени? Я шла и успокаивала ее тем, что нет, просто нужный врач тут работает, но при этом у самой внутри все похолодело. Пока мы шли до его кабинета из палат выходили больные с масками на лице, очень бледного вида. Были женщины, цвет лица которых был почти синий. Мы конечно понимали, что все эти люди после пересадки органов, либо дожидаются операции. Само отделение было на высоком уровне по оснащённости, аппаратура, которая стояла в кабинетах, и сами палаты были на уровне мировых стандартов. В 2003 году таких больниц, кроме турецкого госпиталя и кардиологии, в Ашхабаде не было. Причём если сравнивать по размерам, наши больницы с больницами в Москве, наши казались какими то спичечными коробками. Наши клиники рассчитаны на 15 человек. Посмотрев маму вместе со своей помощницей, они сразу вынесли вердикт, утверждая, что у мамы цирроз печени и что нужна срочная трансплантация печени.
Он дал понять, что все стоит не малых денег и что это все не делается сразу, а маму поставят на очередь. Вообще этот страшный приговор вынесла его помощница, не давая сказать ему ни слова. Тогда я сказала, что пришла я не к ней и что сразу вот так нельзя выставить диагноз, что сделайте хотя бы УЗИ. Готье сам нас отвел на УЗИ еще ко одному знаменитому врачу ,тот тоже посмотрев подтвердил, что нужна трансплантация.
Я опять стала настаивать, что для начала следует сделать хотя бы анализы, потому что у мамы резус фактор отрицательный и группа крови 1. Мы сдали анализы и договорились, что мы придем к нему в понедельник, для того, чтобы маму госпитализировать. Он сразу сказал, что это все выйдет в 25 тысяч долларов. Пока мы с ним ходили по кабинетам он сказал, что удивляется тому, как мы в Туркмении вообще еще живые ходим? «Там у Вас такой гепатит свирепствует что ничего удивительного нет. Это осложнение перенесенного гепатита. У нас-то сколько таких случаев встречается, а что про Вас говорить» — откровенно заявлял он. Но вечером дома у мамы снова открылось кровотечение. Опять я созвонилась с Радзинским и он сразу направил нас в больницу ЗИЛ. Это на станции Кантемировская. Радзинский сказал, что пусть лежит там в больнице и туда пригласят ещё специалистов. В больнице маме поставили капельницу и сразу назначили консультации специалистов, включая гематолога и еще одного профессора из другой клиники. Гематолог сразу исключил заболевания крови, хотя врачи думали, что возможно именно со стороны кроветворной системы есть проблемы. Стали ждать прихода другого врача, однако в тот вечер у мамы опять открылось кровотечение. Я сразу побежала и сказала о начавшемся кровотечении. Ее сразу перевели в отделение реанимации. Туда уже никого не пускали, но так как я была все время с мамой, мне сделали исключение. Ей сразу стали делать различные обследования, выясняя, есть ли наличие очага в брюшной полости, откуда могла бы идти кровь. Но в брюшной полости, Слава Богу, все было спокойно и в кишечнике патологии не было. Все эти процедуры носили очень болезненный характер, но помочь я в тот момент никак не могла. Кроме как молиться и ждать. На следующий день пришел долгожданный врач, посмотрев маму, он сказал, что тут лежать нам нечего, мы можем выписываться и переводиться к нему. Все это можно уже сделать на следующей неделе, как только у него будет место. «Если что вызывай скорую помощь и сразу привезешь маму к нам» — посоветовал он.
2 апреля мы с мамулей приехали в 20 больницу. Сначала маму положили в хирургическое отделение. Показатели крови были низкие для того что бы делать операцию сразу. Ее полмесяца готовили к операции переливая плазму, белок и другие препараты. Все это маме делали в больнице, ей вливали препараты, при этом я ничего не покупала кроме альбумина. Я могу сказать точно, что такого лечения в Туркменистане просто не проводилось, тем более за счет государства. Когда я спросила у врачей о том, сколько это все может стоить, они сразу ответили что это очень дорого и только благодаря тому, что за этим стоит государственное обслуживание, у больных есть возможность получать такое лечение. Только в этом случае можно иметь это отделение. Одной крови переливали в день 2 или 3 раза.
Доктор медицинских наук Евгений Александрович Киценко, так звали нашего замечательного врача, собрал консилиум профессоров. Возглавлял это отделение академик Ерамешанцев А.К. Посмотрев маму, он сказал, что нужно делать портоковальный анастомоз возможно с удалением селезенки. Операция была назначена на 18 апреля. После операции, через несколько дней у мамы открылось опять кровотечение. Я побежала к Евгению Александровичу, показав ему судно с кровью. Маме опять поставили зонд Блэкмара, и всю ночь возле нас сидел профессор Светлана Борисовна, которая сама лично промывала маме желудок, наблюдая за ней. Утром, когда пришли все врачи, меня позвали в ординаторскую и стали проводить со мной беседу о том, что бы я понимала, что мама может и не выдержать еще одну операцию и что я должна быть готова ко всему. Не дослушав, я им сказала что все будет хорошо, что у мамы хорошая генетика и она все выдержит, чтобы они даже и не сомневались в ней, а шли и спокойно делали свое дело. На этой позитивной ноте, я пошла проводить всю профессуру до выхода, что бы они приготовились к операции.
Александр Константинович Ерамишанцев — это удивительный врач и человек, учитель того самого Готье Сергея Владимировича, который сейчас возглавляет в России институт трансплантологии. Именно академик Ерамишанцев сделал в Советском Союзе первую пересадку печени. Какие там врачи, какой уровень знаний? Когда мы с ними беседовали, я всегда вела разговор о том, что бы они могли бы приехать и работать у нас в Туркмении. Они все дали мне обещание, что если их пригласят они с удовольствием приедут.
25 апреля маме сделали вторую операцию удалили селезенку прошив вены пищевода и поставили портокавальный анастомоз, взяв сосуд из шеи.
Тогда, когда маму спасли, это было настоящее чудо которое было сделано благодаря таким Великим врачам как д.м.н., профессор Киценко Евгений Александрович, как Лебедев который оперировал маму, как академик Ерамишанцев А.К. и д.м.н. Светлана Борисовна Жигалова. Эти люди продлили нашей маме жизнь на 7 лет.
На тот момент потерять маму было для нас катастрофой. Все эти ужасные события происходили один за другим. Гельды посадили по приказу Ниязова, мама не выдержала и заболела, мы очень боялись этой последовательности. В нас зародился суеверный страх, что наша семья на краю пропасти. Реальная угроза потерять глав семейства, один за другим, нас ввергала в состояние паники и страха. Каждый раз мы собирались вместе и пытались поддержать друг друга. На наше счастье мама выжила, и тогда у нас появилось больше уверенности, что и Гельды не пропадет и не будет убит в застенках Ниязовской системы.
Конечно, для человека который серьезно болен, каждый день жизни Божий дар. Но такой чудовищный враг как гепатит угрожал потерей самого близкого и родного человека. Тогда смерть отступила и мы не знали как долго сможет мама прожить. Рассказывая об этом, мы не только открываем страницу из нашей жизни, но и показываем насколько опасно это заболевание, кончающееся в большинстве случаев преждевременной смертью зараженного человека. После того, как мы столкнулись с желудочным кровотечением, для нас картина гепатита выглядела уже не так как об этом пишут в учебниках или предупреждают с экранов телевизора. Это настоящая угроза населению. По приезду домой я встретилась с врачами и все подробно рассказала им, куда и к кому нужно обращаться, в случае если у них еще будут такие больные.
После мамы, у двух наших знакомых было пищеводное кровотечение и они смогли уехать в Москву и обратиться к выше перечисленным врачам.
Сейчас, читая статьи и слушая радио Азатлык о вновь вспыхнувшей эпидемии гепатита в Туркменистане, мы сразу вспомнили, что раньше кафедру инфекционных болезней возглавляла Нина Бабаевна Бабаева. Это был врач-профессионал своего дела, главным врачом была Галина Бердыклычева. От всех этих врачей избавились в период когда Бердымухамедов был министром здравоохранения. Кого-то отправили на пенсию, кто-то просто был вынужден уехать из страны.
Наш медицинский институт считался одним из самых лучших среди республик СССР. Я застала ту профессору, которой можно было гордиться, и они были нисколько не хуже светил медицины в зарубежных странах. Ведь именно в Туркменистане был открыт гепатит Е, в 1983 году, академиком Балаяном М.С., человеком, который пошел на самозаражение для подтверждения новой формы гепатита. Никто и не знает об этом а туркменские власти вспоминать об этом не хотят. Именно он принимал участие в ликвидации вирусного гепатита в Туркмении. Он же доказал, что заражение этим вирусом происходит через воду и что у нас болеют все люди, только у одних он проявляется, а у других нет. Все зависит от иммунитета каждого человека.
Но Ниязов, руками Бердымухамедова, уничтожил все эти кадры. Да, гепатит открыт не сегодня и им болеют не только в Туркменистане. Однако принять меры во благо своего народа Президент страны обязан, хотя бы с учетом того, что политическим лидером Туркменистана он стал будучи министром здравоохранения, и все проблемы медицины он должен знать лучше чем кто либо. Весь вопрос в том, волнует ли его здоровье населения. Он 21-й год у власти, десять лет из них он президент страны. Это не малый срок для профессионального медика, для того, чтобы хотя бы открыть отделения портальной гипертензии, решив вопрос с дефицитом зондов Блекмара и наконец очистить питьевую воду по всей стране.
Народ власти не нужен не здоровый ни больной. Пока люди не будут защищать свои права на жизнь и на свое здоровье, мы так и будем в числе самых инфицированных стран мира.
